Севилья XVI века - город контрастов

Ла Хиральда в Севилье - www.Arhitekto.ru

Как известно, в XVI веке судьба вновь улыбнулась Севилье. Ее роль торгового города неизмеримо возросла: ведь именно Севилье была предоставлена монополия колониальной торговли с Новым Светом.

Тяжело груженные суда поднимались с приливом по Гвадалквивиру до Торре дель Оро. Их трюмы хранили необычный груз: слитки золота, серебро, жемчуг, самоцветы. На сотнях повозок сокровища переправлялись в Торговую палату. Портовые улицы вмещали целые колонии купцов из Фландрии, Англии, Франции, Италии, Португалии, Греции и других стран. Торговые кварталы ломились от изобилия товаров: ковров, хрусталя, шерсти, шелков, парчи, драгоценностей. Самыми богатыми лавками славилась узкая и извилистая улица Сьерпес (Змеиная), вымощенная кирпичом и защищенная от зноя перекинутыми между домами пестрыми тентами. Изделия дальневосточных мастеров соседствовали здесь с редкостными дарами американских колоний, русские меха — с коврами и керамикой из Магриба, индийские узорчатые ткани — с картинами нидерландских мастеров.

На правом берегу Гвадалквивира, в предместье Триана, жила беднота: ремесленники, рыбаки, лодочники, портовые рабочие, моряки Колумба и Магеллана. В город сокровищ, наживы и грандиозных спекуляций стекались люди со всех сторон Испании в поисках работы. У причалов теснились искатели приключений, которые вербовались в далекие колониальные плавания, ибо, по свидетельству венецианского посла Бадоэро (1557 г.), из Севильи ежегодно отправлялись за океан сотни судов. Нередко, опасаясь нападения пиратов, они образовывали целые флотилии, которые шли в порты Нового Света с грузом вина, оливкового масла, винограда, льна, тканей, шерсти и других товаров.

Но процветающая Севилья стала и дном Испании. На улицах этого веселого города, где, по словам Кальдерона, каждую ночь рождались тысячи историй, самое жалкое существование влачила многочисленная армия нищих и всяческого сброда. Знаменитая королевская тюрьма была переполнена. Севилья с ее притонами, игорными и публичными домами, ее нравы, в которых, по словам Матео Алемана, мало правды, мало стыда и страха божия, еще меньше честности, не раз служили объектом сатирического изображения в испанской литературе XVI — начала XVII века.

Живописуя севильское дно, Сервантес создал парадоксальный в своей житейской убедительности образ воровской корпорации сеньора Мониподьо, зловещая деятельность которой уподоблена солидной, хорошо налаженной работе цеха ремесленников. Алеман называл Севилью истинной родиной для всех, открытым заповедником, запутанным клубком, малым подобием вселенной, матерью всех сирот, прибежищем грешников. Хотя в словах Алемана звучит оттенок иронии, поскольку они вложены в уста героя его романа пикаро Гусмана де Альфараче, в них ощущается вольный, на редкость своеобразный дух севильской жизни. Упадок государства не омрачил еще красоты легкомысленной Севильи. Город, шумный, пестрый, беспорядочный, властно притягивал к себе людей, особенно по контрасту с чопорным королевским Мадридом.

«... здесь был другой аромат, другое очарование... Если Севилья не может соперничать со столицей блеском имен, ибо здесь не живут короли, гранды и другие вельможи столь же высокого ранга, зато богатством и пышностью андалусская столица не уступит и Мадриду. Тут растрачивались и переходили из рук в руки огромнейшие богатства, и никого, казалось, не удивляли размеры этих сумм. Серебро мелькало в руках запросто, как в других местах медная монета: денег севильянцы не жалели и разбрасывали их с невообразимой щедростью».

Гусман де Альфараче

Возможно, никогда еще севильское общество не было так противоречиво, как в эту эпоху. Светлое и темное, порок и добродетель, богатство и нищета, возвышенное и низменное не только соседствовали рядом, но и тесно переплетались. Все то, что нес общий упадок страны, оседало здесь. Но творческая энергия севильского общества вновь получила мощный стимул развития. Не случайно Севилья принадлежала к ведущим центрам национального Возрождения и сыграла большую роль в формировании испанского реализма XVII в. Духовное напряжение, переживаемое обществом, составило эмоциональную основу расцветшей культуры. Собор собрал в своих стенах созданное новыми условиями нового времени изобилие шедевров мирового уровня.

Читайте также:

Источники